Новости KPRF.RU
Доклад В.И. Кашина на парламентских слушаниях на тему: «Законодательное обеспечение и государственная поддержка развития малых форм хозяйствования в агропромышленном комплексе»


Доклад Заместителя Председателя ЦК КПРФ, Председателя Комитета Государственной Думы ФС РФ ...

Программа «Темы дня» (28.03.2024) на телеканале «Красная Линия»


В ВЫПУСКЕ: Долг погашен: Коммунисты Пушкинского горкома совместно с ЦК КПРФ помогли ...

В.И.Кашин принял участие в заседании Коллегии Россельхознадзора


28 марта 2024 года Заместитель Председателя ЦК КПРФ, Председатель Комитета ...

Рассвет ТВ. Ренат Сулейманов. Частному бизнесу не место в ЖКХ!


В последнее время Россияне встревожены ростом аварийности жилых домов, техногенными ...

Юрий Афонин в эфире «России-1»: У подавляющего большинства террористов мира один хозяин – западный империализм


Первый заместитель Председателя ЦК КПРФ Ю.В. Афонин принял участие в программе ...

Архивы публикаций
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
17 окт 12:36в области

Русский историк и мыслитель А.П. Щапов

2016 год – юбилейный для известного русского историка, мыслителя, одного из основоположников идеологии народничества Афанасия Прокопьевича Щапова. 185 лет назад, 17 (по другим данным – 15) октября 1831 года, он появился на свет в селе Анга, ныне Качугского района Иркутской области. А 11 марта 1876 года, 140 лет назад, историк умер. Для иркутян фигура нашего земляка Щапова имеет особое значение, но это личность, безусловно, не «регионального», а общероссийского масштаба.

Русский историк и мыслитель А.П. Щапов

Афанасий Щапов происходил из среды духовенства, его отцом был сельский дьячок Прокопий Андреевич Щапов, матерью – крестьянка из бурят по имени Марфа. Как и положено, в 1841 году мальчик поступил в Иркутское духовное училище (проще говоря, бурсу). Успешно закончив его, А. Щапов поступил в духовную семинарию (1846), а после её окончания отправился в Казань (1852), где в 1857 году с отличием окончил Казанскую духовную академию. После этого молодой выпускник стал преподавателем этой же академии, а в 1860 г. занял место профессора кафедры русской истории в Казанском университете.

К тому времени определилась сфера научных интересов Щапова. Прежде всего, это была тема русского раскола, которому он посвятил свою магистерскую диссертацию в духовной академии, и в целом русская история до Петра I. Работа над историческими исследованиями привела к пробуждению интереса и к актуальным вопросам современности.

В одной из лекций Щапов говорил: «Когда я изучал историю Устрялова и Карамзина, мне всегда казалось странным, отчего в их историях не видно нашей сельской Руси, истории масс… А почитайте летописи, исторические акты до XVIII века, – кто устроил, основал, заселил, обработал русскую землю из-под лесов и болот? Кто, как не селения, общины? Послушайте, целые века, начиная от IX и до XVIII века, акты исторические и юридические почти на каждой странице говорят о неутомимой, богатырской, страдальческой работе русского сельского народа, о движении его на все четыре стороны сквозь дремучие леса, болота, мхи непроходимые со своими заветными спутниками — топором, косой, сохой и бороной».

***
На основе диссертации в 1859 году Щаповым был выпущен труд «Русский раскол старообрядства». Это была новаторская по тем временам работа, исследующая раскол не только с чисто религиозных позиций, но в широком социальном и географическом контексте. В 1862 г. он опубликовал следующую работу на эту тему – «Земство и раскол». Щапов постепенно приходит к выводу, что раскол представлял собой «могучую, страшную общинную оппозицию податного земства, массы народной против всего государственного строя – церковного и гражданского».

В работах Щапова о расколе нет прямого отождествления его с западной Реформацией, это слово не упоминается. Но фактически старообрядчество трактуется именно как народная реформация (его обращённость к «старине» не должна смущать: ведь и европейский протестантизм претендует на выражение «первоначального христианства»). Более того, Щапов прямо говорит о протестантском влиянии: например, в Поморье действовали «шведские перебежчики». Щапов пишет: «Держащиеся старой веры живут гораздо богаче держащихся веры новой, а это показывает, что Бог благословляет не новую, а старую веру». Здесь мы видим явную параллель с описанной М. Вебером «протестантской этикой» и представлениями кальвинистов о божественном предопределении, выражающемся в земном преуспевании.

Военно-политическим выражением раскола стало, по Щапову, восстание С. Разина: «Древнее астраханское царство Стенька Разин хотел сделать, в противоположность Москве, московскому государству, царством казачества и раскола». После же разгрома восстания, а особенно при Петре I, раскольники стали уходить в леса и тем самым продолжать традиционное для России освоение, колонизацию окраин. «Лесная скитская колонизация и культура раскольничья совершалась точно так же, как в древней России шла колонизация и культура под влиянием монастырей и пустынь».

Щапов высоко оценивает не только колонизационную, но и в целом культурную роль старообрядчества: «В то время как Пётр основывал школы только для духовенства да для дворянства, раскол стал живым, повсеместным училищем для огромной массы простого народа – для крестьянства, мещанства, купечества и солдатства, взяв на себя миссию, пропаганду учительства народного». Историк приводит в качестве иллюстрации тот факт, что Ломоносов, чрезвычайно высоко им ценимый, в молодости сам был в расколе.

***
Именно в работе над темой раскола вызревала земско-областная теория А.П. Щапова. Эта концепция делила русскую историю на два основных периода – «особно-областной» и «соединённо-областной», а основным её содержанием становилась борьба между государственной централизацией и самобытными регионами – областями. Базовой категорией этой теории являлся народ и его стремление к свободе, ведущее его на путь колонизации, освоения новых земель на периферии и создания таким образом новых самостоятельных областей.

Сейчас мы употребляем слово «колонизация» как синоним покорения, превращения какой-либо страны в зависимую, экономически и политически несамостоятельную, в сырьевой придаток и рынок сбыта для других государств. В этом смысле, например, сегодняшнюю Россию, встроенную в мировую капиталистическую систему, можно воспринимать как «колонию Запада». И произведения авторов XIX века мы читаем в соответствии с сегодняшним словоупотреблением, в результате чего возникает неправильное их понимание.

В то время слова «колония» и «колонизация» подразумевали прежде всего заселение, освоение той или иной страны или территории. Собственно, это первоначальное, античное значение данного термина. Переселенческими были и колонии европейских держав в эпоху домонополистического капитализма – Северная и Южная Америка, Австралия, Южная Африка. Для эпохи империализма характерны уже сырьевые, эксплуатируемые колонии, но при жизни Щапова и его современников переход к этому этапу в целом только начинался.

Это надо учитывать при чтении работ авторов середины и второй половины XIX века (например, книги Н.М. Ядринцева «Сибирь как колония»). Под колонизацией понималось именно заселение и хозяйственное освоение данной территории, которое вполне могло быть выгодно и немногочисленному коренному населению (хотя и не всегда). Для Щапова колонизация – свободное движение народа на необжитые территории, ведущее к формированию «федерации областей», в которой каждая область опирается на свою «естественно-историческую основу».

«Все великорусские области, – пишет историк, – первоначально образовывались путём славяно-русской колонизации по речным системам, волокам… Эта колонизационная, географическая и этнографическая основа областей была первоначальною, естественноисторическою основою, закладкою всего областного строя Великой России». В ходе этой колонизации русский народ вбирал в свой состав местные народы – финно-угров, тюрок и т.п.: «разные финские племена не исчезли, как обыкновенно говорится, а переродились в русских, обрусели, и таким образом в разных областях привносили в состав великорусской народности элементы областных особенностей».

По мнению Щапова, рубежом между «особно-областным» и «соединённо-областным» периодами стало Смутное время. В работе «Великорусские области в Смутное время» историк пишет о самоорганизации русских земель, подвергшихся внешней угрозе. При этом они стремились не к централизации, но и не к сепаратизму, а к созданию нового, равноправного федеративного объединения. Сама Москва выступала на этом этапе как «первая среди равных» и признавала автономию областей.

***
Говоря коротко, Щапов и в целом народники выступали против государственной формы и за народное содержание. Понятно, что при этом они отрицали не государство как таковое, а именно государство эксплуататорского типа, становящееся на сторону меньшинства против эксплуатируемого большинства. Государственная форма, стоящая на страже интересов народного содержания (то есть государство советского типа) не могло с этой точки зрения вызывать отрицания, даже несмотря на свой централизованный характер.

Что же касается самого этого народного содержания, то главным его элементом являлась крестьянская община, включающая в себя право каждого на землю, общинное владение ею и мирское самоуправление. По мнению Герцена, Огарёва и их единомышленников-народников, именно община должна была стать основой будущего русского социализма. Щапов в своих работах практически не упоминал о социализме, но в общем контексте его взглядов не приходится сомневаться, что он был сторонником именно этой концепции.

Как и Герцен, Щапов становится «по ту сторону» славянофильства и западничества (впрочем, и Достоевский, человек, принадлежавший к другому идейному направлению, говорил, что славянофильство и западничество – «одно только великое у нас недоразумение»). В работе «Новая эра. На рубеже двух тысячелетий» (1863) он пишет, что оба эти направления, взятые в отдельности, «не отвечают вполне исторической идее и современному призванию русского народа». Щапов отвергал славянофильское стремление к восстановлению «форм старой, допетровской Руси», но высоко оценивал многие положения славянофильства – в том числе, конечно, защиту русской общины и апологию вечевого строя.

Что касается западничества, то историк характеризовал его так: «У некоторых наших историков и публицистов европейское направление доходит до отрицания народного исторического характера, всех живых, самобытных сил, зачатков народной социальной жизни… Эти мыслители и публицисты наши забывают ту истину, что не всё же нам, русским, сложа руки уповать на западноевропейские силы, труды, открытия, не всё же пользоваться готовыми выводами западной мысли и науки… что и в самых тёмных массах нашего народа таятся такие живые самобытные начала, которые, при всей грубой невыработанности, составляют семя для развития – годного и Западу – свободно-общинного быта… Таковы, например: сельско-община, сельский сход, артельный раздел прибытка, зародыши разных народных учений и пр.»

***
Поворотным событием в жизни А.П. Щапова стала «Куртинская панихида» 16 апреля 1861 года, организованная казанскими студентами в память жертв расправы с восставшими крестьянами села Бездна. На панихиде Щапов выступил с речью, в которой сказал: «Други, за народ убитые! Земля, которую вы возделывали, плодами которой питали нас, которую теперь желали приобрести в собственность и которая приняла вас мучениками в свои недра, — эта земля воззовет народ к восстанию и свободе…»

Вскоре историк был арестован и отправлен для дачи показаний в Петербург, где и остался на несколько лет под надзором полиции. Здесь он сблизился с литературными кругами, его статьи стали появляться в «Отечественных записках» и других журналах. Более того, Щапов обратился с посланием к императору, в котором призывал к созданию областных земских советов и другим реформам.

Щапов вместе с Г.З. Елисеевым и В.С. Курочкиным попытался организовать и собственный печатный орган – журнал «Мирской толк». В одном из писем он писал: «Основная, потаённая идея журнала – общинно-демократическая, федеральная или союзная конституция русская. Основные начала её: мир, земство, уравнение прав и средств развития низших классов народа…» Однако открытие журнала не было разрешено.

Наконец, в 1864 году неблагонадежного историка и публициста отправляют в ссылку на его родину – в Иркутскую губернию, сначала в Ангу, затем в Иркутск. На этом его мытарства не закончились: в 1865 году он был вызван в Омск и помещён под стражу по делу «сибирских областников», хотя сепаратистом, сторонником отделения Сибири от России Щапов никогда не был. В дальнейшем он оставался под подозрением до конца жизни и так и не получил разрешения вернуться в столицу.

***
Всё большее погружение Щапова в естественно-географическую тематику привело к тому, что земско-областная концепция стала уступать место новой теории, которую учёный охарактеризовал как «физико-антропологическую». Её появление ознаменовала статья «Естествознание и народная экономия» (1865-1866).

Как отмечает исследователь творчества Щапова А.С. Маджаров, «отказ А.П. Щапова от земско-областной теории не означал разрыва с демократической традицией». Щапов остался народником, приверженцем «построения справедливого общества через общину», и в целом система его взглядов не претерпела значительных изменений. В то же время от позиции «учиться у народа» историк склоняется к необходимости «учить народ», и прежде всего учить естественным наукам.

Щапов писал: «Пора же уничтожить этот вредный, неестественный дуализм умственный и бытовой, эту, так сказать, аристократию мысли, знания, просвещения – в меньшинстве, отрешённом от дела народного, и эту демократию невежества, суеверия и рутины – в громадных массах работящего люда, не понимающего идей и теорий меньшинства».

В этот период Щапов придаёт важное значение изучению не просто географического, территориального фактора, но конкретных условий – климата, почв, санитарно-гигиенических особенностей и т.д. Он обращается к экологической (в современной терминологии) тематике, изучая «истощение земли» как один из факторов колонизации, истребление пушного зверя, которое провело русских до Тихого океана. В сфере его внимания – развитие промыслов и горного дела. Таким образом, Щапов ставит важнейшие проблемы, которые до того времени оказывались на периферии исторической науки.

***
Внимание Щапова к географии, к природным особенностям каждой местности, в которой происходит развитие того или иного «областного типа», можно сопоставить с концепцией «месторазвития», предложенной П.Н. Савицким (1895-1968) – одним из теоретиков евразийства. Более того, эта идея связана и с понятием «культурно-исторического типа» современника Щапова – Н.Я. Данилевского (1822-1885), который, правда, оперировал гораздо более крупными географическими элементами – не отдельными «областями», а тем, что мы сейчас называем цивилизациями. Так или иначе, идеи Щапова вполне могут быть вписаны в историю цивилизационного подхода, особенно в его русской интерпретации (из более современных нам представителей – историк-географ Л.Н. Гумилёв), с её особым вниманием к географическим факторам.

Нельзя не отметить сходства ряда положений концепции А.П. Щапова с учением его современника, почти ровесника Н.Ф. Фёдорова (1829-1903). Конечно, фёдоровская «философия общего дела» – на порядок более цельная и разработанная концепция, чем взгляды Щапова, у которого встречаются лишь некоторые её элементы. В частности, это отрицание разделения физического и умственного труда, города и деревни, важнейшая роль естествознания, «борьбы с природой» (которую нельзя понимать банально, в «вульгарно-экологическом» духе), пропаганда активного изучения родного края (краеведение).

Фёдоров не был знаком со Щаповым, его учение при жизни историка распространялось лишь устно, так что повлиять на него он никак не мог. Об обратном влиянии Щапова на Фёдорова также ничего не известно. Так что мы имеем дело со знаменательными совпадениями во взглядах двух русских мыслителей. (В скобках отметим и некоторое сходство их литературного стиля, у обоих весьма своеобразного, «архаического»).

***
В сибирский период Щапов принимает активное участие в интеллектуальной жизни Иркутска, работает в Сибирском отделении Географического общества. В его статьях вновь поднимаются различные – как исторические, так и актуальные на тот момент – темы.

В работе «Сибирское общество до Сперанского» он резко критически отзывается о сибирских купцах. «Надобно заметить, – пишет он, – что в Сибири, как у татар, бурят, чукочей и других инородцев, так и у русских приобретательные, торговые наклонности, по-видимому, рано стали преобладать над изстаринными народными великорусскими привычками к земледелию. Целых два или более столетия привыкши торговать с ясачными, русские, не только промышленные люди, но и пашенные крестьяне естественно развили в себе эти буржуазные торговые наклонности». Это привело к стремлению к роскоши, к тому, что в «эксплуататорской хитрости» «стали видеть… признаки образованности, ума», а к земледелию стали относиться как к «грубому мужицкому занятию».

Особенно усилились сибирские купцы, торговавшие с Китаем и связанные с Российско-американской компанией. Помимо прочего, росту их влияния способствовало само правительство, которое «отличало именитых купцов особыми привилегиями». В итоге в руках купечества оказалось управление многими сибирскими городами. Своя «купеческая партия» сложилась и в Иркутске – «особенном средоточии купеческого владычества», и выражала эта партия отнюдь не общенародные, а частные коммерческие интересы.

«Мы утверждаем положительно, – делал вывод историк, – что никакое гражданское общество, основанное на капиталистической и семейно-родовой гегемонии купечества, буржуазной олигархии, не может иметь ни правильной организации равноправного общинного самоуправления, ни вообще истинного социального прогресса». И речь не только о «необразованном» купечестве традиционного типа: его просвещение ведёт только к более эффективным методам эксплуатации.

И в этом отношении боровшаяся с купцами «чиновничья партия» была меньшим злом, хоть и носила также «регрессивный» характер и отличалась стремлением к деспотизму. Всё же к ней низшие слои городского населения относились с большей симпатией, чем к «купеческой партии». В частности, Щапов в целом положительно оценивает деятельность иркутского губернатора Трескина, стремившегося подорвать господство «буржуазно-купеческой олигархии». Именно Трескин ввёл казенную монополию на закупку хлеба, принимал меры по благоустройству Иркутска, содействовал внедрению земледелия у бурят и даже пытался искоренить сельское кулачество.

Напомним, что Н.И. Трескин был смещён со своего поста присланным из столицы генерал-губернатором Сперанским, вставшим, таким образом, на сторону «купеческой партии».

***
В Сибири А.П. Щапов участвовал в работе этнографических экспедиций (в частности, в Туруханский край) и внёс значительный вклад в этнографию региона. Существенное место в его работах уделяется изучению процессов метисации и обрусения сибирских народов (при их значительном обратном влиянии на русское население), которые он рассматривал как естественный процесс.

Говоря о сибирской крестьянской общине, Щапов оценивает её с тех же народнических позиций: «При всей своей первобытной грубости, исторической видоизменённости и общественной, экономической и умственно-нравственной неразвитости, и сельская земледельческая кудино-ленская община, как русско-крестьянская, так и оседло-инородческая, подобно бурятской улусной общине, представляет ещё некоторые устойчиво-уцелевшие, здоровые и плодотворные задатки для правильного, прогрессивного направления и развития общественной жизни народа». Он предлагал проекты развития сельского общества через создание общинных училищ, библиотек, музеев, лабораторий, «наиболее приложимых к земледелию и скотоводству», сберегательных касс и т.д.

Рецензент «Русского Вестника» иронизировал: «Неужели кажется вам возможным видеть нечто серьёзное в этой курьёзной фантазии о “естественнонаучных” школах в каждом селе… И это будут, по проекту г. Щапова, не только школы в тесном смысле, но и лаборатории и кабинеты, где будут делаться открытия и исследования… Это ли не шутовство?» (Кстати, здесь мы вновь видим чуть ли не буквальное совпадение с идеями Н. Фёдорова, который считал необходимым соединение школы, музея и научной лаборатории, причём именно в сельской местности).

Ещё одной важной темой, над которой Щапов работал в Иркутске, стал проект сибирского университета. Он предложил создание университета с 4 факультетами – медицинским, юридическим, естественнонаучным и историко-филологическим. На последнем изучались бы, в частности, языки сибирских народов, их эпос, экономические условия Сибири. (Как известно, первый сибирский университет в Томске был открыт в 1888 году, а в Иркутске – только в 1918-м.)

***
А.П. Щапов умер в 1876 году в Иркутске и был похоронен на Знаменской горе, где и ныне находится его надгробный памятник. Имя историка известно сегодня многим, его имя носят улицы в Иркутске и Казани. Но большая часть изданий Щапова ныне – библиографическая редкость, они недоступны широкому читателю. Малая часть представлена и в Интернете. В завершение статьи выскажу надежду на скорейшее переиздание трудов выдающегося русского историка. Идеи Щапова требуют дальнейшего изучения и осмысления.

Павел ПЕТУХОВ
история, персоналии

0 не понравилось

Добавить комментарий
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Опрос посетителей
САЙТЫ
Личный кабинет
#########