И.И. Козлов. Говорить только правду

Идет предвыборная борьба за бразды губернатора – цель достойная, и чем дальше, тем больше раскачивают мысль, что голоса разделились пополам и народ выдает всем сестрам по серьгам. И вправду – там Сергей и здесь Сергей, Левченко и Ерощенко, а посередине народ, который пока окончательно никуда не качнулся. Но хочется правду слышать из первых уст. Мы ездим, смотрим, знакомимся, слушаем, спрашиваем и видим другое: мнение о равенстве, как искусственный ветерок, подгоняется кем-то со стороны, и истина, увы, не на середине. Но есть общий, центральный неутешительный вывод – это неверие народа.



Народ не верит ни дальней, ни ближней власти, ни нашим, ни вашим, никому – предыдущие власти последних десяти лет сумели глубоко ввести народ в стойкий ступор неверия. «Не пойду я голосовать – не надо меня держать за козла на веревочке. Там уже все решено и без меня». Или: «Какой смысл – голосуй, не голосуй, фальшивые анкеты подбросят, проценты подтасуют, а там ищи концы с концами. Не верю, не хочу». Это как же надо было народ по рукам бить, чтобы он отказывался от своих гражданских прав.

Приходится объяснять, убеждать, что идти голосовать надо, надо использовать свое конституционное право, надо учиться быть истинным гражданином страны, чтобы на деле не превратиться в того самого… на веревочке. Но несомненно, что еще не вечер, и у народа не апатия, а больше протест, и народ еще не разучился расставлять фишки, соответственно своим суждениям: «Если и пойду голосовать, то проголосую не за Левченко, хотя голос отдам ему, а проголосую, таким манером, против его конкурента, который уже точно обещалкин. Сколько нам обещали, но ничего не сделали. Может, новый губер что-то толковое сделает…» Но недоверие у людей остается: «Сколько уж их сменилось – Тишанин, Говорин, Мезенцев, а запомнился один – Ножиков…»

Грустно слышать такое про тех, кому доверяется власть, но народ говорит без экивоков, его не подкупишь и не уволишь, а говорить и слышать народ хочет только правду. Такие встречи и беседы рождают только одну мысль – надо что-то менять, иначе мы не выйдем из тупика, в который зашли, надо возвращать доверие народа, потому что поменять и сделать что-то мы сможем только тогда, когда к делу подключится сам народ. Мы, как страна, как национальное сообщество, за последние голы как-то забыли и мало говорим о том, что без народа ничего сделать невозможно, что при всей автоматизации и механизации народ был и остается главной производительной и военной силой, главным державным и государствообразующим субъектом, и если нет народа, то ничего и не надо. Этого бы очень хотели и западные неоколонизаторы, и их либеральные приспешники, живущие в нашей стране.

Я очень удивляюсь, что у нас нет обычной уголовной статьи, предусматривающей наказание за оскорбление достоинства российского многонационального народа, его традиций, чувства патриотизма и его истории. Наш народ совершенно не нуждается в оценке прикормленных у заокеанского корыта псевдоисследователей и псевдоисториков, пытающихся давать оценки характеру, чертам и облику народа, его достижениям и утратам, при этом очерняя и бросая тень на самые его выдающиеся и непреходящие заслуги перед человечеством. Наш народ в себе и своей истории разберётся сам, ибо у него достаточно и многовекового опыта, и верных сынов и дочерей, имеющих высокую школу и способных профессионально и всеохватно судить обо всем.

А сегодня мы живем, словно народа и вовсе нет. Народ будто отчужден от всего и прежде всего от власти, и более всего от местной, от которой он более и зависим. И похоже, что власть живет сама по себе, а народ сам по себе. Есть политики, есть пресса, есть олигархи и депутаты, на экранах полно сыщиков и воров в законе, много надоевшего и слегка одичавшего эстрадного шоу-бизнеса – всё есть, а народа нет. Само слово «народ» стало каким-то анахронизмом, исчезающим понятием, исчезло даже канцелярское выражение «народная масса», которое звучало в недавние времена. Появился «электорат» и «конгломерат» и, вот уж чудо чудное, где-то есть висящая в воздухе демократия, то есть власть народа, которую где то и кто-то осуществляет от имени народа, которого нигде нет.

Нет пахарей и шоферов, которые сеют хлеб и перевозят грузы во все концы страны, нет сталеваров и лесничих, нет токарей, стоящих у станков, нет учителей и летчиков, врачей и офицеров, несущих свою нелегкую службу, нет ученых, и почти нет добрых бабушек на скамейках у подъездов, и совсем исчез добрый дядя Вася, сантехник, который за несколько рубликов может сделать и сантехнику, и новую дверь навесить. Дядю Васю сменил могучий и невидимый ЖКХ, который откачивает из всех карманов наши кровные и никто остановить его не может.

Этот ЖКХ настолько изловчился, что опустил ниже плинтуса главный принцип капиталистического рынка – ты мне товар и услугу, а я тебе деньги. Самый ЖКХ все поставил взад-наоборот – сначала отдай деньги за абстрактный, конкретно не расписанный капитальный ремонт, а потом уже жди этот ремонт, а когда и какой, и кому вначале – это почти военная тайна. А кто и где хранит этот заем у народа без облигаций – это уже и вовсе темное дело.

И надо что-то менять, но народ, который видел столько обмана, из тени выходить не хочет, а без него ничего не сдвинется. И вот началась агитация по выборам и власти клятвенно заверили, что всё будет по-честному, «по чесноку». И уже в самом начале агитации запах этого «чеснока» попер отовсюду.

Мы, Иркутское региональное отделение Союза писателей России, законно и по праву, по своему добровольному выбору решили поддержать кандидата на пост губернатора Сергея Левченко, но не успели еще оформить протокол, как из министерства культуры области раздался звонок: «Ну что ж это вы, как вы могли – вам что, плохо живется?... Вы почему пошли против Ерощенко?...». Этого мы не ожидали, потому что всегда были убеждены, что делами культуры занимаются только честные и искренние люди, которые должны каждым словом и своими поступками проповедовать лучшие образцы поведения и отношений, а иначе никакой культуры и честной литературы не будет, а будет общество приспособленцев и угодников.

Если из отдела звонили честные и искренние люди, и просто обозначили свои приоритеты, то почему они требовали от нас, чтоб мы говорили не то, что думаем? И почему сразу изобличающая конфронтация – «против Ерощенко»? Если мы говорим, что западные санкции сильно покачнули нашу экономику, то это не значит, что мы «против президента Путина» – мы просто высказываем истину. А сегодня истина такова, что что-то надо менять: разве вы никогда не слыхали, что думает народ – уж сколько сменилось губернаторов, а ничего не меняется. В нашей жизни обязательно надо что-то менять, и, скорее всего, надо думать о прямом народовластии – это давно известный и хорошо забытый принцип управления, а ближе всего к нему стоят идеи коммунистов. Конечно, это вопрос убеждений, но согласно тому великому завещанию совестливости и правды, которое оставили нам наши классики и мыслители нашей литературы – Пушкин и Толстой, Блок и Есенин, Шолохов и Распутин, мы должны думать и действовать только так.

И вот мы, откупив малое купе, садимся в ускоренную электричку Иркутск-Черемхово и сразу размещаем небольшие плакаты: «Писатели за Левченко» и «Левченко – наш губернатор», и сразу пошли по электричке раздавать газеты. Но вскоре поняли: и здесь действует какое-то телефонное право. Явно стесняясь, подошла к нам приятная и опрятная проводница и, извиняясь, негромко попросила: «Уберите, пожалуйста, плакатики – в поездах запрещено… а то нас уволят…» Нет, нам не надо, чтобы увольняли работников дороги, и мы плакаты свернули. Газеты успели раздать во всех вагонах, кроме двух последних – там подошла охрана сопровождения и тоже попросила не раздавать газеты. Некоторые пассажиры спросили: «Почему, они же не с киевского майдана?» В ответ молчание.

Едем мы в Черемхово, где учился и рос губернатор Сергей Ерощенко (говорят, что там все безоговорочно стоят за своего земляка), но нам интересно еще и то, что на черемховской земле родились и выросли два знаменитых, прекрасных, можно сказать, народных драматурга, имена которых знает вся страна и весь культурный мир – это Александр Вампилов и Владимир Гуркин. Не скажу, что с Сашей Вампиловым я дружил – это не будет правдой, но знакомы были близко и до конца его дней оставались хорошими товарищами. С Володей Гуркиным – другое дело. Уже незадолго до его ухода, но не зная этого, мы шутя пытались сфотографироваться на память в одном тесном иркутском кафе, близко склонившись друг к другу головами, и смеялись, что две таких расплывчатых улыбки никак не могут вместиться в объективе. И в моей памяти Володя остался весёлым, остроумным, абсолютно искренним и честным человеком, который, я думаю, сегодня был бы с нами – но всегда и во всем радел за народ.

Черемховцы встретили хорошо, тепло, тут же с дороги мы прошли в привокзальное кафе, чтобы осмотреться и адаптироваться с дороги, заказали соки и кофе. Рассказали, как нас, хотя и не высадили из поезда, но ограничили в передвижении и в законных и благих действиях. Наши визави, в свою очередь, поведали о том, как приехала в Черемхово творческая народная бригада «Сполох» и агитировала за КПРФ, но директор драмтеатра им. В. Гуркина сцену им не дал и около театра выступать не разрешил. Тогда бригада перешла через дорогу к магазину цветов, подключила музыкальную аппаратуру и решила продолжить, но не тут-то было. Тот же директор Ефимов Андрей прибежал и сам повыдергивал штепсели из розеток, и раскричался, что это его магазин и он не намерен оплачивать лишнюю электроэнергию, а от компенсации за энергию отказался.

Он, как директор театра и человек причастный к искусству, позабыл, что его театр носит имя Владимира Гуркина, талантливого, известного и глубоко порядочного человека, и я не сомневаюсь, что Володя, а я имею право так его называть, никогда бы не позволил никакому чиновнику помыкать артистами, людьми искусства, целой бригадой творческих людей, да еще в угоду политической конъюнктуре. А пока мы это всё слушали и пили соки, подошла буфетчица вокзального кафе и категорически сказала нам, что кафе не место для всяких разговоров о выборах: «Вон идите на лавочки со свежим воздухом и там сколько угодно говорите, а у меня от них и так голова кругом». Хотелось спросить, отчего так с головой, но ведь обидится, да и при чем она – её, понятно, как и проводниц, тоже могут уволить.

Едем по центру, на окраину в район шахты, кажется, номер один, если правильно запомнил. В центре все улицы чистые – ни мусорных баков, ни свалок – всё подметено, расставлено, подправлено, подкрашено, но нам разрешили беседовать с жителями далеко от центра – так санкционировал мэр. Ну и ладно – мы народ законопослушный, потому и независимый.

Остановились на минутку, и я, по давней репортерской привычке, спрашиваю у случайных прохожих, как они относятся к мэру и, приятно слышать – они относятся хорошо. Едем дальше и наши спутники, черемховцы, подтверждают – у мэра хорошая репутация, делает для города все, чтобы районный центр выглядел достойно, и людям в нем дышалось бы легче.

Но вот мы в дальнем жилом микрорайоне, где состоится первая встреча. Здесь картина немного другая. Нам разрешили здесь провести беседу с жителями, но место никак не оборудовано: по трассе с шумом идут машины, пыль, шум, за спиной хилое полувысохшее деревцо и старый деревянный, давно заколоченный дом культуры – воспоминание о советских временах, когда даже в самых отдаленных деревнях и поселках работали клубы, библиотеки, кружки творчества для детей. Постепенно подходит народ – местные жители, в основном женщины с детьми, молодые и постарше, мужчины, умудренные опытом, школьники, девушки и юноши. Берем скамейку у пожарных, откуда-то привозят раскладной столик, разворачиваем газеты, открываем книги. Говорим, что молодцы черемховцы, за своих земляков стоят стеной и жизнь налаживается – в городе порядок, чисто, улицы светлеют.

Но не тут-то было – гула одобрения мы не услышали. И народ начал высказываться, метя в десятку: «Это в центре, где и дома получше и новее, и улицы шире. Вон, видите, машины потоком идут, а дома впритык к дороге, и даже маломальских оградок нет. Детских площадок во дворе ни одной, а здесь ведь живет гордость города – шахтеры, и хотя теперь в основном разрезы, но добрые дела шахтеров не забыты. А это их дети и внуки играют, вокруг домов бегают и выскакивают на дорогу – того и гляди под машину угодят, а кто-то за них отвечать будет. За каждым дедушку или бабушку не поставишь и за всеми враз не углядишь…»

А тут женщины с другой стороны улицы: «А сюда, за дома, зайдите, за клуб этот заколоченный – там вам и баки с мусором переполненные – по неделям не вывозят, и свалки, а дома? Они же рухнут скоро – строили давно, как времянки, а уже сколько стоят, почитай со времен Сталина. Вот его бы сюда – он бы порядок навел – и деньги бы нашлись, и руки и всё… А когда трассы копают, то всю улицу завалят и грязь и не пройти никак, а закончат, завалят наскоро, а дожди пройдут, земля просядет и никто больше не приезжает, асфальт не кладет, так и стоит. А письмо напишешь, то ждешь, пока раскачаются и приедут. Вот отойдите в сторону от дороги и сами посмотрите…»

«Моя бабушка, - говорит Костя, тринадцатилетний школьник, - рассказывала, что раньше было лучше. Она уж и на выборы давно не ходит. А играть нам, и правда негде: и спортивных площадок нет, и для малышей городков нет – как они жить дальше будут…» Вот такой горюн за детвору нашелся – мэром бы ему стать.

Машины, конечно, нам никакой не дают, мы вызываем такси и едем в другой район. Пока едем таксист показывает на дорогу: «Вот по таким заплатам и катаемся… Никогда, наверное, в стране порядка не будет».

- Ну вам-то, черемховцам, Сергей Ерощенко все же должен порадеть – как-никак, а город-то родной…

- Не знаю, кому и как он радеет, а я вот в ящике нашел цветной буклет с его программами: «Есть результаты – есть перспективы». О результатах не знаю, а перспектив я вам сам нарисую столько, что коммунизм сразу наступит. Программа, она должна говорить по пунктикам – это даже я, шофер, понимаю. Никогда лучше не будет – одни программы. Вот мне как-то книжка попалась о древности, и я читал, что при Петре Первом все те богатые, которые бояре, кушанья свои на год вперед расписывали, и каждый знал, что и в какой день кушать будет – вот это программа: наметил и полопал, а если по-другому, то будет, как в кино у англичан: «Овсянка, сэр».

И вот мы в другом районе, на другой «площадке» – просто встали около магазина и беседуем с людьми, и здесь жалобщиков хватает. Зашел разговор о приближающейся осени, о тепле.

- Ну тепла-то уж, вам, наверное, хватает – город же на угле стоит...

- С какого это перепугу, – отвечают. – На окраине частный сектор огромный и кочегарки есть, и топим, конечно, угольком родимым, а «Камаз» угля 6-7 тысяч стоит. Зарплата у мужиков 5-6, у кого и 8 тысяч, но этого разве хватит? А семья, а дети – с такой зарплатой и такими ценами не проживешь, а со стороны подработать негде…

Еще один собеседник:

- У нас почти девяносто предприятий закрыли, а открыли одно или два, даже и не знаю какие. Свет часто гасят – иногда по вечерам сделать ничего не успеваешь.

Имен своих люди не называют, да и понятно – зачем им нужна волынка с властями – все равно ведь будут доставать. Насчет доставать мы не знаем, но тут подошли двое, кто имена свои называет без робости. Это кандидат в депутаты от одного из районов Хороших Вячеслав и действующий депутат Яковлев Александр Константинович. Им, наверное, не пристало высказываться так откровенно, как может человек не при должности, но все же Александр Константинович, человек с тяжелыми трудовыми руками, крепкий, несомненно бывалый труженик, сетует на тот, всем известный налог на капитальный ремонт. Говорит, что они, черемховские депутаты, принимали даже решение отменить эти непонятные поборы, но их предложение не прошло, и налог пока платят – а кому, куда, и самим не ясно. «Все, что от нас зависит, чтобы народ жил лучше, то мы делаем, – говорит он. – А что там дальше и еще выше – то от нас не зависит». И тут как-то снова приходит в голову мысль о прямом народовластии.

Была у нас и третья площадка, где мы беседовали – это двор общежития завода имени Карла Маркса. Его продукция шла в 18 стран, и трудилось на заводе более двух тысяч человек. А сейчас никуда его продукция не идет, и работает там около трехсот человек. Общежитие в несколько этажей, и когда-то оно победно возвышалось над прилегающими улицами – такое мог построить только преуспевающий завод. А сейчас здание до невозможности обшарпано, стекол в некоторых рамах нет, а жительницы, в основном женщины с детьми, жалуются, что жить в доме сложно, трудно, и внутри дом еще страшнее, чем снаружи. Деньги на капитальный ремонт берут, и по плану ремонт будет с период с 2019 по 2023 год. Вместо детской площадки во дворе полуразрушенный, обгоревший сарай. «Вот так и живем, – комментирует одна из женщин. – И думаем, что лучше вряд ли будет».

В Иркутск мы возвращались в электричке следующим днем, как обычно в этом году, светлым и жарким. Поля, далекие Саяны, речушки и реки, мосты и, знаю, куда не посмотри, нет края этой земле. Главным богатством любой страны считаются её земля и её народ, и, конечно, мудрые правители. И народ у нас не ленивый, и земли за край неба, но почему живем несоответственно этому богатству, в полуразрушенных, обветшавших домах, работаем на предприятиях, где зачастую не получаем и прожиточного минимума, чтобы поднимать и воспитывать следующее поколение. Нет, непременно, надо что-то менять.

Иван КОЗЛОВ, историк, член Союза писателей России
общество