Ольга Шеверда. Дело «шьётся» в прямом и переносном смысле... А лес гибнет!

Лес «Туколони» гибнет, вредители стремительно распространяются вглубь тайги, пока действует запрет на вырубку, а бывшего министра лесного комплекса Иркутской области Сергея Шеверду держат в застенках и пытаются сломить психологически. Лесопатологи из разных регионов страны согласны в том, что в заказнике необходимы санитарные рубки. Но следствие уверенно ведёт дело, невзирая ни на факты, ни на людей, и, судя по всему, прилагает все силы к тому, чтобы экс-министр не имел в суде возможности защититься и доказать свою позицию.



Политическое дело о «Туколони» длится уже много времени, больше четырёх месяцев в СИЗО находится бывший министр. Расследование уголовного дела завершено, а на Сергея Шеверду давят, чтобы он вычитывал по 500 страниц дела в сутки, невзирая на его проблемы со здоровьем, и требуют, чтобы он отказался от адвоката.

В Иркутске 16 октября состоялась встреча супруги экс-министра Ольги Шеверда с журналистами. Она держится хорошо, говорит, что верит в благополучный исход дела, что справедливость восторжествует. Но для этого нужно бороться. Ей, её мужу, адвокатам, общественности.

Разговор начался с вопросов о семье. У Сергея и Ольги трое детей: сын и две дочки. Ольга Шеверда рассказала, что её муж — идеальный семьянин, который ограждал их от проблем до последнего. Случилось так, что о возбуждении уголовного дела Ольга Шеверда узнала из СМИ. В ходе беседы она рассказала, как это произошло, в какой обстановке сейчас содержится её муж и как ведёт себя следствие.

— В момент ареста я была рядом с ним в аэропорту города Москвы. Откуда мы собирались лететь в Сочи всей семьёй, что-бы долечить младшую дочь. Этот момент задержания... Меня не спросили ни о чём: ни куда мы летим, ни зачем мы летим, ни с кем мы летим. Мы вернулись в Иркутск, и через два дня на судебном заседании по мере пресечения я услышала, что мой муж, по версии следователя, пытался скрыться... в Абхазии (!?). Также было сказано, что существует некая справка об этом из ФСБ. Моему возмущению не было предела. Уже в этом я вижу нарушение, несправедливость, нечестность. Он никуда не собирался убегать и прятаться. Для него семья и здоровье детей — важнее всего.

— К тому же Абхазия не является той страной, в которой можно спрятаться. Это смешно. Через час уже бы обратно привезли.

— Я сначала подумала, что это ошибка какая-то. Только через неделю осознала, что это всё серьёзно.

— Ольга Николаевна, а вы не думаете, что это только формальный повод для задержания? Этот рапорт от ФСБ — следователь ведь не разбирался в сути, не расследовал, соответствует ли он действительности?

— Нет, он не разбирался. Эта справка была представлена в первом судебном заседании, потом во втором и в третьем судах, где продлялся срок изоляции. Она кочует так без каких-либо дополнительных доказательств.

— Это же первый признак сфабрикованности дела... В своём видеообращении на Youtube Вы говорили о том, что после того, как Сергей начал бороться с лесной мафией, семье начали поступать угрозы? Что это за угрозы, как это происходило?

— Я сама сделала такой вывод, и он подтвердился чуть позже. После моего обращения в одном из моих аккаунтов ко мне обращался человек, который предлагал, чтобы я посодействовала тому, чтобы Сергей начал что-то нужное ему говорить. Я знаю, что это один и тот же человек, но он писал под разными именами. Я обратилась в прокуратуру с заявлением, и этот человек исчез.

— А какие были угрозы? Говорил прямо, что Вам иначе не жить?

— Да, подобного плана.

— Как это переживают ваши дети? Как на них это отражается?

— Старший сын сам всё видит и читает в интернете, и оградить я его от этого не могу. Мы с ним, конечно, говорили об этом, что во всём разберутся, что нужно подождать. Он переживает, но у него очень хорошие учителя в школе, которые его поддержали и даже объяснили, что есть такие «расстрельные» должности. И папина должность была именно таковой. Дети очень скучают. Каждый день мы говорим о папе и ждём его.

— А когда Вы последний раз виделись с Сергеем Васильевичем? Есть ли сложности с получением свиданий?

— Последний раз мы виделись в начале октября. Первые два месяца следователь вообще не давал нам свиданий. Я обратилась к руководителю Следственного комитета с жалобой, и нам дали эту возможность на... 40 минут. За одно свидание не обсудишь, конечно, все семейные проблемы и вопросы. Потом мне приходилось вновь писать ходатайства. Но почему-то после 19 сентября, когда был последний суд по мере пресечения следователь опять изменил отношение и просто начал надо мной издеваться.

— Как? В чём это выражалось?

— Следователь (Виктор Люкшинов. — Прим. ред.) подписывает постановление о разрешении свидания, но я фактически никак не могу встретиться с мужем. Сейчас идёт ознакомление с делом, и следователи решили ежедневно вывозить Сергея в Следственный комитет с 9.00 до 18.00. А свидание даётся в пределах СИЗО, там установленное время для свиданий, свои правила. Я спросила, как же я с ним тогда встречусь, на что следователь ответил: «Ну, может, поймаете как-нибудь». Когда я пыталась в очередной раз добиться встречи, следователь подписал постановление, сообщил мне, что я могу приехать и забрать его. Я приезжаю, но оказывается, что это постановление уже потеряло всякий смысл. Он вручил мне его в последний день разрешенного им же срока для свиданий. Сказал, что перепутал даты. Я оставляю детей, жду, волнуюсь, а он смеётся надо мной.

— Как Вы думаете, это делается специально?

— Конечно, специально. Таким образом, следователь пытается надавить на меня, через меня на мужа, чтобы Сергей согласился на их условия, которые они предлагают. На-пример, если сейчас он, знакомясь с делом, читает по 250 страниц в день, то они ему предлагают читать по 500 страниц. Такой объём в день невозможно изучить физически, а уж тем более качественно поработать со всеми находящимися в деле документами. Я написала жалобы, они дошли до руководителя Следственного комитета, и в начале октября нам вновь удалось встретиться.

— Вы не предполагаете, что его шантажируют встречами с Вами?

— Не то, чтобы шантажируют, но условия ставят. «Если прочитаешь, — говорят, — то будет тебе свидание с женой». Я говорю ему: «Серёжа, только не соглашайся. Мы всё переживём, потерпим. Сейчас для нас главное изучить дело, подготовиться к защите».

— А телефонные звонки он может делать?

— Нет, не может. Сначала разрешение на звонки не подписывали, а теперь, когда он не находится в СИЗО, и, соответственно, не может из него звонить, его подписали. Теперь говорят: «Вы сами не звоните». Но звонить можно только в определенное время из СИЗО!

— Как Вы думаете, для чего следствие пытается ускорить изучение дела, давит на Сергея Васильевича? Чтобы он не смог хорошо ознакомиться с ним?

— Я думаю, что дело в том, что следователю нужно побыстрее закончить своё дело, отдать его в суд и получить очередную звезду на погоны.

— Ольга Николаевна, а что Сергей Васильевич говорит об условиях содержания?

— Говорит, что всё хорошо. Но насколько хорошо? Правила, ограничения, особый распорядок дня, в который благодаря следователю и отношению к нему Следственного комитета не вписываются прогулки, свидания, звонки по телефону и даже отдых после укола врачей. Но муж соблюдает все правила и режим, предписанный СИЗО.

— А как здоровье? Похудел он?

— Честно говоря, здоровье ухудшилось. У него артериальная гипертензия. До изоляции у него периодически повышалось давление и всегда была возможность купировать это состояние, но сейчас в связи с изоляцией нет возможности лечиться. Меня беспокоит, что у него постоянно стало повышаться давление. Уже несколько раз вызывали «Скорую помощь» в Следственный комитет. Врачи снижают давление и просят хотя бы два часа дать ему полежать, не работать, отдохнуть, чтобы восстановиться. Но Сергею это право не дают.

— Это пыточные какие-то условия. Медицина разве не может прописать какой-то порядок работы?

— Да, врачи дали предписание. Но следователи говорят, что они не отвечают за его здоровье. Сейчас очень важно, чтобы у него соблюдался режим, предписанный врачами. Но соблюдать этот режим невозможно, так как его каждый день возят в СК. Там он проводит целый день в стрессовой ситуации, без обеда и прогулок. Конечно же, здоровье ухудшилось сильно. Ему не давали два месяца возможности гулять. Только с сегодняшнего дня Сергею разрешили прогулки. Это для нас хорошая новость. Опять же этого мы добились жалобами со стороны адвокатов и самого Сергея.

— Что мешает вообще отпустить Сергея под домашний арест? Главная фигурантка скандального уголовного «дела Оборонсервиса» Евгения Васильева, которая проходила по делу о хищениях в Минобороны на миллиарды рублей, была под домашним арестом. А тут...

— Следователь сказал, что не может пойти на это. Хотя расследование закончено, все улики собраны, все допрошены. Уголовное дело подшито.

— А вы не хотите подавать жало-бы в другие инстанции?

— Да, с одним из адвокатов мы намерены подготовить обращение в Европейский суд по правам человека. К сожалению, мы не можем рассчитывать на наше правосудие. В этом я убедилась, пережив до сегодняшнего дня издевательства следователей, глухоту их начальников и арест... Ну нельзя больше держать его в СИЗО! Идет ознакомление с делом, нет больше следственных действий, дальше только суд. Чем он может помешать следствию, находясь дома с детьми?

— В некоторых СМИ расписывались схемы, по которым Ваш супруг якобы проворачивал незаконные дела. Вы их читали? Не было желания написать запрос с требованием предоставить источники, из которых они брали эти сведения?

— Изначально я старалась всё читать, смотреть, но мне становилось от этого просто плохо. Воспринимать это тяжело. Помню, в одной статье писали, что отец Сергея каким-то образом задействован в «лесном бизнесе». Но он вообще телемастер, и никакого отношения к лесу не имеет, ничем подобным никогда не занимался. Я думала обратиться в эти СМИ, дать им интервью, опровергнуть это, рассказать, как оно всё на самом деле, но этим СМИ это не нужно, со мной не общаются.

— Мы не можем избежать темы политики. Областная власть, лично губернатор испытывают большой прессинг. Сергей Шеверда — не единственный, кто подвергался и подвергается атакам. Какие у Вас мысли по этому поводу? Вы не считаете, что он стал жертвой большой политики?

— Мой муж — не политик. Он занимался своим делом. Добился трудом высокой должности, от которой я его, кстати, отговаривала. Начинал свою трудовую деятельность с обычной рабочей специальности. Всю жизнь работал с полной самоотдачей. Он, действительно, стал жертвой.

— Сергей Васильевич читает газеты? Знает, что есть те, кто его поддерживают?

— Ему очень интересно, что происходит здесь. Он знает, что у меня сегодня интервью, знает, что его поддерживают. Я ему это передаю каждый раз, и прошу это делать адвокатов.

— Какой у Вас, у него настрой? Будем бороться, Ольга Николаевна?

— Да, будем. Я хочу справедливости. В том числе справедливости со стороны следователей. Мы должны быть равны перед законом и будем этого добиваться. Будем бороться до последнего.

— Просим передать супругу слова нашей горячей поддержки. Надеемся, что он вскоре освободится и вернётся к своей семье.

Михаил СЕУРКО
«Приангарье», № 41, 2019 г.

***
КОММЕНТАРИЙ ДЕПУТАТА ЗАКОНОДАТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ ШЕВЧЕНКО СВЕТЛАНЫ ПЕТРОВНЫ:

— Читая любую статью по этой теме в нашей газете или в других СМИ, я всё время сопереживаю этой семье, и ни один нормальный человек не может оставаться равнодушным, видя и наблюдая такое...

В данной ситуации удивляет и возмущает то, что по уголовным де-лам, которые на слуху, об обмане простых людей или коррупции и воровстве больших чиновников, никого не сажают за решетку. А в данной ситуации на фоне огромных достижений именно в лесной отрасли нашего региона, на фоне увеличения в разы бюджета за счет поступлений именно из лесной отрасли, на фоне наведения в ней порядка — следственный комитет предъявляет серьезные обвинения именно тому человеку, который добился всего этого за короткий срок.

Если все претензии СК действительны, то откуда увеличение бюджета в результате работы министра? Почему тогда область такие деньги стала получать? И второе, что удивляет: почему сразу взяли под стражу? Я не нахожу ответа на этот вопрос.

Зачем и кому понадобились такие экстремальные меры? Сколько говорят о репрессиях! А сейчас это на что похоже? Кому всё это нужно?
интервью, лес, репрессии