Образ будущего

Вне всякого сомнения, национальные и меж- и внутринациональные противоречия в России существовали, существуют и будут существовать еще долгое время. Подчеркну — отдельно национальные и отдельно меж- и внутринациональные. Это разные вещи и это нужно понимать, а не сваливать их в одну кучу и кашу. Проблемы общие, но понятия разные, и это принципиально.



Национальные проблемы России связаны с ее существованием как суверенного независимого государства. И все они упираются в одну-единственную на сегодня ключевую проблему — отсутствие у страны образа будущего, куда она идет. Его просто нет. А значит, мы живем по инерции.

При этом существует очень много разных сепаратных образов будущего у разных социальных групп и страт. К примеру, у правящей клики с образом все в полном порядке, и он опирается на стремление российской клептократии к перераспределению национального богатства в свой личный и клановый карман. Отсюда и ведущаяся война с собственным народом, и внутриэлитная война между различными группировками. При этом для клептократов в принципе нет проблемы с этнической и национальной идентификацией — там нет русских, чеченцев, евреев или марсиан. То есть, по происхождению есть, а так — это вненациональный конгломерат компрадоров. Национальные интересы страны для них пустой звук, и главное — попав в этот конгломерат, любой человек будет вынужден либо стать его частью, либо будет отторгнут. Третьего не дано. Уже поэтому никакие изменения в стране не могут быть связаны с этой социальной группой — она единственная, кто кровно заинтересован в сохранении сегодняшнего положения дел, как бы плохо они не шли.

Образ будущего для остальных групп общества во многом связан со стремлением просто выжить в этой войне, и поэтому стратегии выживания делятся на три основные модели поведения.

Первая модель — обособление и выживание в рамках наиболее привычного и оптимизированного под выживание уклада. В условиях деградации страны это ведет к архетипизации — то есть, «всплыванию» архаичных и реликтовых форм организации социальных групп, наиболее приспособленных к жизни в дичающей обстановке.

Вторая стратегия — попытка войти в правящую элиту, не меняя саму систему. Условная «Белая лента» 11-12 годов — классический её образчик. Мелкобуржуазную городскую социальную страту, в принципе, устраивает общий подход и сама нынешняя модель деградации страны, ее не устраивает свое место в этой модели и то, что она является кормовой базой для правящей клики. Раб мечтает не о свободе, а о собственных рабах. Это сказано о них.

Третья стратегия — коренное изменение самой системы. И вот эта стратегия и требует, в отличие от двух других, создания образа будущего. Цельного и непротиворечивого, способного разрешить весь спектр сегодняшних противоречий, создать новый баланс. Совершенно очевидно, что в существующем системном кризисе мирного перепозиционирования добиться невозможно. Существующая система должна быть разрушена, и на ее месте создана принципиально новая. Уже поэтому третья стратегия — это во всех вариантах стратегия революционных потрясений и изменений. Этот момент нужно тоже отчетливо понимать, так как любой, кто провозглашает светлое будущее, но категорически отрицает полное изменение существующей системы отношений, в реальности будет идти либо по первому, либо по второму сценариям, в которых светлого будущего для всех нет. Оговорюсь — революционные изменения не обязательно связаны с силовым методом их проведения. С гражданской войной и прочими ужасами. Но затягивание проблемы повышает вероятность такого сценария.

На Украине, к примеру, Майдан под лозунгами строительства новой Украины прошел по второму сценарию, перераспределив заново существующий пирог и ввел в правящую клептократию немножечко новых персонажей из числа «героев Майдана». Очень немножечко: героев много, мест мало.

Собственно говоря, национальные проблемы России сегодня — это выбор между одним из трех сценариев, и как именно этот выбор будет сделан, никому неизвестно. Но делать его придется — страна ощутимо идет к катастрофе. Причем мы должны понимать, что даже катастрофа не дает гарантии краха сегодняшней системы — она может видоизмениться, но остаться прежней, а значит — зайдет на новый виток нисходящей спирали, выход из которого будет снова таким же, но на более низкой точке.

Если мы поймем, что межнациональные проблемы в сегодняшней России — это не причина, а следствие (а скорее даже, маркер) накопленных несбалансированных общенациональных проблем, то будем вынуждены признать их частью первой модели выживания социума: созданию архетипичных форм организации социума, которые и конфликтуют между собой в рамках различий моделей и сценариев выживания, характерных для каждой из таких форм.

Для русского менталитета в экстремальных ситуациях характерна кластеризация на относительно крупные социальные группы, внутри которых реализуется кооперативная модель поведения их членов. Кооперация происходит и на межкластерном уровне, но без внешнего управления она может очень быстро смениться на конкурентную модель.

Отсюда можно сделать вполне логичный вывод — чем более дикой и архаичной будет становиться Россия в результате проводимой нынешней кликой политики, тем более конфликтными будут становиться взаимоотношения между различными социальными группами в нашей стране. Внешне это может выражаться в том числе и в форме межнациональных проблем и столкновений, но настоящий корень проблемы лежит за пределами этих столкновений. Линии разлома между разными этносами имеют ту же причину, что и линии разлома между различными регионами («Хватит кормить Москву» или «Хватит кормить Кавказ», «Хватит кормить Сибирь» и так далее). Путинский режим ломает страну и по другим линиям — социальным, групповым. История с конфликтными по своей сути мемориальными досками в Петербурге, передачей соборов — это тоже работа по углублению и без того опасных линий разлома. Является ли эта работа проектной или совершается по глупости — неважно. Общая причина нарастающей катастрофы по всем линиям разлома — усугубление неравенства, процессы распада самой страны.

Говоря иначе — тезис профессиональных русских (равно как и профессиональных татар, бурятов или ханси) о том, что проблема решается через восстановление верховенства прав этнических групп на территории их проживания, не имеет ничего общего с решением базовой проблемы. В лучшем случае этот тезис переключает внимание от настоящего решения, в худшем — усугубляет реальную проблему.

Другой вопрос, что примитивные лозунги, которые ничего не объясняют и ничего не решают, выглядят просто, незамысловато и привлекательно. Деградирует не просто некая абстрактная страна-территория под названием «Россия», деградируют люди, населяющие ее. Разумность поведения очень многих находится на крайне низком уровне, что опять-таки, не связано прямо с их интеллектом. Речь идет о том, что в дичающих условиях и мышление дичает и примитивизируется. Разумное поведение и мышление даже в рамках причинно-следственных связей становится во многих случаях недоступным, не говоря уже о более сложных уровнях.

Поэтому бесноватые микро- и нанофюреры, в том числе и на ниве национализма (а этим разнообразным нивам в современной России несть числа), имеют вполне благодарную паству, способную оценить лишь примитивные кричалки и лозунги, но уже неспособную понять ни причин нынешних проблем, ни последствий их решения по разным сценариям и моделям. Повторюсь — это не вина, а беда огромного числа людей, живущих в нынешней России. Вина же лежит на тех, кто проводит деградационную политику по отношению к стране и народу, а также к той части маргинальной контрэлиты, которая хочет использовать одичание народа для прорыва в правящую элиту, заместив собой ее часть. Не меняя, естественно, ни сути, ни модели отрицательного развития страны.

Сказанное выше позволяет понять еще одну весьма важную и специфическую особенность.

Под брендом «националисты» по сути, скрываются два принципиально разных явления. Первое явление — наиболее многочисленное и вполне разумное в существующих обстоятельствах. Это явление связано с реализацией стратегии выживания. Стихийный национализм, если можно его так назвать. Люди объединяются вокруг моделей поведения, ориентированных на создание тех или иных форм организации, присущих русскому (татарскому, башкирскому, чеченскому и любым другим) менталитету, культуре, личным особенностям и воспитанию. Так возникают организации (легальные или не очень, формализованные или сугубо неформальные), которые и реализуют стратегию выживания в данной конкретной местности в данных конкретных условиях.

Законность действий таких организаций по мере деградации страны становится все более условной, диаспоры окончательно превращаются в этнические ОПГ, противостоящие им группировки тоже переходят в криминальное поле. Никакой полицейский контроль не в состоянии решить эту проблему, разве что загонит ее внутрь, до поры до времени. Дикари с окраин, уже живущие в архаичном поле, лучше приспособлены к такой обстановке, поэтому их архаичные формы объединения более жизнеспособны, агрессивны и выживаемы.

Противоречия между всеми этими группами реализуются на грани и за гранью закона и уголовного законодательства, но в данном случае закон всегда будет бессилен — проблема имеет системный характер. Небезызвестная 282 статья в данном случае есть лишь рефлекторная реакция бюрократической машины, которая пытается загнать проблему в привычное ей системное поле, но как обычно, совершенно безрезультатно. По сути, то, что выдается за межнациональную рознь, в реальности есть лишь реализация модели выживания и позиционирования «свой-чужой». Когда власть своими действиями превращает страну в конгломерат враждующих субъектов, то совершенно неважно, какая именно идея будет поднята на щит для обоснования тезиса «Бей чужих». Чужими становятся все: «черные», полицейские, городские, деревенские, москвичи, чеченцы, «хохлы» и так далее. На всех статьями не напасешься, отсюда и вынужденное расширительное трактование уже имеющихся.

Часть таких стихийных националистических организаций старается сохраняться в относительно правовом поле, но нужно понимать, что ухудшение общей ситуации волей-неволей будет сдвигать их все больше в неправовую плоскость.

Понятно, что при разнообразии моделей выживания такого рода стихийные националистические организации в принципе неспособны объединиться — просто нет общих признаков и платформы для объединения этих моделей. Отсюда и постоянная обреченность любых попыток создания некой общерусской националистической организации — русские в разных регионах страны живут в разных социальных, экономических, политических условиях, страна фрагментируется, и местные проблемы выживания становятся более приоритетными, чем общие.

Вторая группа, также называющая себя «националистами», но которых называют довольно точно «профессиональные русские» - это группа, которая пытается реализовать вторую стратегию: прорыв в правящую элиту без изменения существующего режима, используя риторику борьбы за права русского народа. Эти профессиональные русские организации отличает крайняя малочисленность, предельная агрессия и эпатаж, непременное стремление к медийной известности любой ценой. «Любое упоминание, кроме некролога», - их принцип.

Примерно такая же стратегия у других групп «профессионального» уровня – «профлибералов», «профпатриотов», «профкоммунистов» и так далее. Их цель ровно та же — переход из маргинального состояния во власть без изменения сути правящего режима. Вслух произносятся несколько иные слова, но эклектичность идеологии, бессвязность и бессистемность воззрений прекрасно уживаются со стремлением быть замеченными и обласканными властью или околовластными группами.

В сущности, достаточно взглянуть на аналогичные группировки «профессиональных украинцев» на Украине до Майдана и после него. Это прямой аналог наших «профессиональных русских». Под вывеской строительства национального украинского государства лидеры этих группировок пытаются прорваться во власть. У некоторых это даже получается, хотя, конечно, попадают они на самые низшие иерархические ступени украинского «политикума». Судьба паствы всех этих микрофюреров вполне стандартна — она становится удобрением под древом личного счастья конкретного «профессионального украинца», которому удается реализовать свою персональную мечту. Биография небезызвестного Семена Семенченко тому полное подтверждение. Соратники Семенченко стали компостом в безвестных балках и полях, сам Семен прекрасно чувствует себя в коридорах Верховной Рады, получив то, что сумел выгрызть у правящей клики.

В этом смысле мечта фюреров какого-нибудь СиП ничем не отличается от мечты Семенченко. Вслух произносятся красивые, хотя и абсолютно бессмысленные по сущностному содержанию речевки, но в реальности мечта мечт каждого фюрера — просто стать замеченным и полезным.

Неважно, в какую часть элиты — политическую, бизнес-элиту, медийную элиту — их пригласят. Да хоть куда-нибудь. Все эти микроскопические «профессиональные» русские организации являются личным ресурсом их вождей, с помощью которого они и пытаются прорваться в элиту. Судьба этого ресурса ровно та же, что и у «побратимов» Семенченко — их просто сбросят, как балласт. Итог всех безмозглых попутчиков всегда одинаков.

Естественно, что совершенно бессмысленно объединять все организации и их лидеров, позиционирующих себя в качестве националистических в одну какую-то общую группу.

Есть четкое деление по стратегиям — выживание или прорыв к власти. Для стихийных националистов объединение невозможно по существенным различиям между различными моделями и практиками их действий. Однако повторюсь — стихийный национализм не вреден и не полезен — он является лишь объективным ответом и реакцией на ухудшение жизни и направлен именно на текущее выживание. И в этом смысле стратегически совершенно бесполезен с точки зрения возрождения страны — он лишь следствие проблем, а не их решение.

Стихийный национализм — стратегия выживания, а не развития. Он ориентирован на сохранение привычной среды обитания в условиях происходящего обрушения ситуации, а значит — деструктивен по своей сути, как любая защитная реакция. Он направлен на разрушение враждебных действий по отношению к привычной модели обитания, а потому не приспособлен к развитию. Повторюсь — это не плохо само по себе, это лишь естественная реакция социального организма на общее ухудшение обстановки. Но и рассчитывать на стихийный национализм, как на модель развития, не приходится — он просто не про это.

«Профессиональный» национализм тоже не имеет под собой решения национальных проблем страны — но по иной причине: он просто не ставит перед собой такую задачу. В сущности, его даже национализмом назвать нельзя – «профрусские» лишь эксплуатируют эту идею, будучи в реальности циниками и абсолютно аморальными личностями. Ситуацию спасает то, что их мало, а их торсида крайне малочисленна, но на Украине тоже так думали, когда пренебрежительно относились к малочисленным маргинальным ультрарадикалам. Сложились условия — и буквально 500 человек на всю Украину смогли стать известным всем сегодня «Правым сектором». Сегодня это, конечно, снова пародия, хотя и страшноватенькая, но зимой 13-14 именно он стал тем тараном, которым одна группировка олигархов сбросила другую, после чего использованный инструмент был обречен на ликвидацию через гражданскую войну.

Это вполне классический путь использования несистемных ультрарадикалов с последующей их утилизацией. У них вообще никогда нет шансов — но страну они вполне способны разрушить, когда для этого будут созданы условия. Уже поэтому снисходительно относиться к карикатурным персонажам из этого зверинца не приходится — сегодня их всего лишь отложили в сторонку.

Подводя некий промежуточный итог под сегодняшней типологией национализма в России, я бы сказал, что политического национализма в стране нет. Нет по вполне понятной причине — стихийный национализм вообще не является политическим течением и тем более политической оппозицией власти. Профессиональные же русские ориентированы на врастание во власть их фюреров, а потому по определению могут лишь ориентироваться на любую благосклонно взглянувшую на них часть правящей клики.

Идеология национализма в нашей стране вообще всегда была маргинальной — относительно системной она становилась лишь тогда, когда требовалась власти, но и то на очень коротком историческом отрезке, как правило, в моменты наивысшего напряжения в обществе, при этом была густо замешана на патриотизме и преданности текущему правящему режиму, после чего снова уступала место более насущным задачам.

Другой вопрос, что в России, как стране с огромной и неравномерно развитой территорией, проблема неравномерного развития всегда вызывает проблему, аналогичную проблеме социального расслоения по доходам. Негармоничное социальное расслоение, которое характеризуется т. н. «коэффициентом Джини», становится угрозой, когда коэффициент вырастает за пределы определенных значений. Возникает напряженность, растущая и разрывающая социальную ткань общества, и чем сильнее расслоение, чем более алчной становится правящая знать, тем сильнее и опаснее угроза обрушения страны по этой линии разлома.

Точно такую же угрозу несет в себе неравномерное развитие территорий. Сам факт того, что в России узаконено и институционализировано деление страны на регионы-доноры и регионы-реципиенты, говорит о полном провале политики государственного строительства и развития регионов. Это, прямо скажем, приговор всей внутренней политике правящего режима — понимает он это или нет. Разрыв между регионами растет, усиливаются центробежные тенденции, которые дополнительно усугубляются отсутствием нормальной политической системы, позволяющей хоть как-то сглаживать противоречия по линии «Центр-регионы». Все это создает устойчивые антропотоки, перетекающие из регионов с наиболее катастрофичной ситуацией, в мегаполисы и регионы-доноры, а это в свою очередь дополнительно разрушает и без того слабую устойчивость деградирующей глубинки.

В дополнение к сказанному центральное правительство рассматривает эту ситуацию не как проблему, а в качестве решения. Озвучены (причем уже довольно давно) планы правительства по созданию агломераций, в которых и будет сосредоточено в основном всё население страны. Это, в общем-то, ставит крест на России, как территории развития и закрепляет ее статус колонии и значит, фиксирует сложившееся положение, при котором правящая клика рассчитывает на полный и тотальный контроль над умирающей территорией с целью изъятия последних крох национального богатства в свою пользу. Задача любого паразита — высосать из организма-хозяина максимально больший ресурс до того, как хозяин в итоге умрет.

Парадокс нынешней ситуации в том, что проблема национального возрождения страны есть, но национальной идеологии, которая зовет в будущее — нет. Есть пестрый конгломерат различных идей, эксплуатирующих этот запрос, но они либо основаны на совершенной зоологии различных проявлений социал-дарвинизма от откровенного расизма до нацизма различной степени жесткости, либо эти идеи имеют сугубо прикладное значение текущего локального выживания.

Межнациональные отношения, которые являются производной от общей усугубляющейся обстановки, также не имеют сколь-либо системного решения, так как власть прямо заинтересована в разжигании розни по всем направлениям, а для деградирующего и упрощающегося общества деление на свой-чужой становится базой личного и группового выживания.

Проблема создания онтологии, образа будущего страны, остается. Предлагаемые националистами (точнее, людьми, которые называют себя таковыми) варианты такого образа выглядят чистой эклектикой, которая в принципе нереализуема, и неизбежно во всех своих сценариях ведет к гражданской войне и разрушению страны.

К сожалению, и остальные политические течения не слишком преуспевают в этом вопросе. Для нынешнего режима такое положение вещей выглядит крайне комфортным: отсутствие конструктивной идеологии, разделение народа, сталкивание его в ожесточенных схватках по второстепенным вопросам является залогом выживаемости правящей клики.

Проблема остается. Запрос на объединяющую (а не разделяющую) идеологию есть, есть вызов — и интеллектуальный, и организационный, и мировоззренческий. И только в рамках такой объединяющей идеи возможно разрешение межнациональных проблем, реально существующих в стране.

Анатолий НЕСМИЯН
Часть 1
Часть 2
теория, политическая система, национальный вопрос