Сталинизм как мировоззрение и идеология

Основой мировоззрения Сталина была теория марксизма, и марксистом он стал отнюдь не случайно: тогда, в конце XIX – начале ХХ вв., марксизм выступил как самая передовая «социальная технология», позволяющая разрешить острейшую для страны проблему ликвидации социального неравенства и вывести Россию из исторического тупика, в котором она к тому времени оказалась. В марксизме была заключена революционная программа переустройства общества – социального структурирования, опирающегося на принципы равенства и справедливости. В нем также содержалась программа движения страны по пути технико-технологического и социального прогресса.



Однако учение Маркса воспринималось и истолковывалось в среде российских марксистов по-разному. Сложившиеся в XIX в. два взгляда на исторический путь России и перспективы ее развития своеобразно преломились в революционном движении, в том числе и в рядах социал-демократической партии. Ее меньшевистское крыло однозначно ориентировалось на марксистскую концепцию единого пути развития мировой истории и победы социалистической революции одновременно во всех «цивилизованных» странах. Движение от капитализма к коммунизму начинают, в соответствии с этой теорией, страны, достигшие наиболее высокого уровня развития производительных сил. В начале века таковыми были страны Западной Европы. Отсюда парадигма мышления и политическая стратегия своеобразного «революционного» европоцентризма: ориентация на Запад как оплот пролетарской революционности.

Соответственно, в среде российской социал-демократии господствовали космополитизм и прозападный настрой, неверие в революционные потенции русского народа, тотальное отвержение не только идейных оснований, но и всей архитектоники российской государственности. Тогдашние идеологи социализма не видели его предпосылок, заключенных в общинной культуре русского крестьянства, столь непохожей на европейскую. Напомним, в связи с этим, знаменитую метафору «первого русского марксиста» Г.В. Плеханова: Россия еще не смолола той муки, из которой можно испечь пирог социализма. Плеханов оказался тогда в лагере меньшевиков, но подобные воззрения были характерны и для ведущих теоретиков большевистской партии, которые оценивали социокультурный уровень страны по степени ее технико-экономического развития и поэтому считали, что именно Европа находится в авангарде общественного прогресса. Отсюда следовало, что в отсталой России движение по пути социализма возможно только вслед за европейскими странами.

Такая точка зрения была если не единственной, то абсолютно преобладающей. В наиболее радикальной форме она выявилась у Л.Д. Троцкого и нашла свое выражение в теории «перманентной революции». Эта теория ставила во главу угла интернациональные интересы пролетариата, реализацию которых она связывала с пролетарской революцией в передовых капиталистических странах. В «Истории русской революции» Троцкий, основываясь на факте интернационализации производительных сил капитализма, заключает, что создание «замкнутого», «национального» социалистического общества в принципе неосуществимо, поскольку социализм – явление интернациональное. После Октября он уточняет смысл своей революционной схемы: «…Социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете».

Троцкизм выступил наиболее характерным проявлением претензий на руководство революционным преобразованием мира, которое намеревались осуществить с опорой на российский плацдарм, не останавливаясь при этом перед гибелью самой России, ее народа, ее культуры и государственности. В этом смысле троцкизм – предтеча современного «вестернизированного» неолиберализма и глобализма. Все устремления троцкистов были космополитичны, связаны с «мировой цивилизацией», каковой признавалась цивилизация западная. Троцкисты проповедовали идею культурной неполноценности как «низов», так и «верхов» русского народа. Троцкий еще в дореволюционные годы в статье «Лев Толстой» называл русское дворянство «обиженным историей», «не имевшим гордого сословного прошлого». Что уж говорить о жизни крестьянина на Руси: «Стадное, полуживотное существование ее крестьянства до ужаса бедно внутренней красотой, беспощадно деградировано...», жизнь его веками «протекала вне всякой истории: она повторялась без всяких изменений, подобно существованию пчелиного улья или муравьиной кучи» (Пер. с нем.: Neue Zeit. – 1908. – сентябрь). Такое «полуживотное» существование народа, по мысли Троцкого, не могло породить в нем даже малейшие проявления духовной культуры.

В идеологии троцкизма по существу не оставалось места самобытному развитию России по пути социализма. Троцкий и его сторонники своей идеологией и политикой обрекали Россию на пресловутое «вхождение в мировую цивилизацию», которое в наше время стало лейтмотивом политики российских «реформаторов-демократов». Эти поздние духовные наследники, казалось бы, давно позабытых апостолов мировой революции стремятся сегодня «освободить» Россию от последствий «октябрьского переворота» 1917 года, чтобы достигнуть все той же цели: двинуть ее по пути «прогрессивного» Запада. При этом их не останавливает факт культурной деградации и физического вымирания российского населения, – они готовы им пожертвовать ради интересов своих западных хозяев.

Среди большевистских теоретиков Сталин был наиболее последовательным противником подобной идейной ориентации. Отвергая обвинения в отступлении от марксизма, он так «позиционировал» себя: «Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего». Творческий марксизм требует, прежде всего, обогащения его идеями, рожденными в недрах народной культуры. В отличие от «ортодоксальных» марксистов, Сталин был мыслителем, сумевшим «русифицировать» марксистское учение: он воспринимал его через призму российской истории, прежде всего – в контексте русской национальной культуры. Он видел предпосылки построения социализма не только в высоком уровне развития производительных сил страны, но и в особенностях духовной культуры народа, делающих Россию более «восприимчивой» к социализму, нежели страны Западной Европы. На этом было основано его еще дооктябрьское предположение о том, что как раз Россия и явится страной, прокладывающей путь к социализму.

Именно Сталин наиболее определенно поставил национально-цивилизационный фактор в центр своей политики и в течение десятилетий с уверенностью шел по этому пути. Он по существу выражал подходы к пониманию исторических изменений, позднее обоснованные в рамках теории «локальных цивилизаций», которая, в отличие от формационной теории, не отдает безусловный приоритет материальной культуре, а рассматривает в качестве основы общественных изменений все культурные пласты, присущие той или иной цивилизации. В их числе – традиции общественного жизнеустройства и духовная культура народа.

Чтобы осмыслить и достойно оценить эти идейно-теоретические воззрения Сталина, надо поставить их в рамки исходной альтернативы русской историософской мысли. Идеология сталинизма так или иначе наследовала славянофильской идее, и сам Сталин в свои поздние годы не считал зазорным причислять себя к последователям этого течения: «Мы, новые славянофилы-ленинцы, славянофилы-большевики, коммунисты…».

Однако, будучи противником западничества, Сталин не был и славянофилом в буквальном смысле слова: отдавая должное славянофильской идее культурной самобытности страны, он считал необходимым преодоление одностороннего традиционализма и включение западного опыта в ткань русской культуры. Сталину, в отличие от «старых» славянофилов, была ясна целесообразность обогащения русской национальной культуры достижениями других культур. В этом качестве он рассматривал и культуру других народов нашей страны, и культуру европейских наций, достижения которых он считал возможным «встроить» в организм русской культуры, не разрушая при этом ее глубинные архетипы.

Подчеркнем в связи с вышесказанным, что революционный марксизм был нужен России не только для разрешения острейшего социального противоречия между трудом и капиталом. Марксистская «социальная технология» была ей необходима также и в силу все большего отставания от Запада в технико-экономическом отношении. Сталин прекрасно понимал, что в таком состоянии страна не сможет сохранить свою государственную самостоятельность и культурную самобытность. Нужен был рывок вперед – создание новой России в соответствии с марксистской социально-экономической программой.

Вместе с тем, Сталин не придерживался узкоэкономической трактовки перспектив российской цивилизации. Полагая, что в России духовная культура – первейшее дело, «первее», нежели экономика, он выдвигал на передний план необходимость сплочения народа вокруг общей идеи, которая издавна трактовалась как «русская идея». Чтобы «проектировать» новую Россию, в марксистскую теорию надо было «встроить» идею «соборности», идею общенародного единства, которая позволила бы стране выстоять в борьбе за свою государственную самостоятельность и культурную самобытность.

Но отсюда следовало, что надо отказаться от присущей «интернационалистскому» марксизму абсолютизации классового подхода к пониманию и преобразованию общества. Этот подход надо было соединить с национально-цивилизационным, «государственническим» подходом. Интернационализм чреват недооценкой национальной специфики, преувеличением роли общих интересов классовой борьбы на международной арене. «Классический» марксизм, опиравшийся на анализ западноевропейского капитализма, утверждал первенство интернационально-классовых интересов пролетариата перед национально-государственными интересами, что было вполне оправданно, учитывая цивилизационное единство западных стран. Однако такой подход превращался в свою противоположность, будучи распространенным на Россию, – этого не понимали европейски ориентированные вожди российской социал-демократии, находившиеся многие годы в эмиграции.

Сказанное, впрочем, не означает, что Сталин не сумел оценить всемирное значение нашей революции. Еще в декабре 1924 года он говорил, что «победа революции в одной стране, в данном случае в России», имеет международный характер: «…Появился такой новый фактор, как огромная Советская страна, лежащая между Западом и Востоком, между центром финансовой эксплуатации мира и ареной колониального гнета, которая одним своим существованием революционизирует весь мир». Влияние нашей революции на другие страны он усматривал не в воспламенении мирового революционного пожара, не в политике «экспорта революции», а в том воздействии, которое Советская страна, ее успехи в созидании нового общества оказывают на умы людей в других странах. Сталинская логика, недоступная его оппонентам «слева» и «справа», опиралась на понимание исторической миссии России, выработанное классиками русской философии, которое легко укладывалась в сознание Сталина, пронизанное токами русской народной культуры. Поэтому совершенно не случайно он становится во главе «большевиков-державников».

Понимание Сталиным взаимосвязи национального и интернационального в политике основывалось на его теоретических воззрениях. Он был крупнейшим марксистским теоретиком национального вопроса. В социал-демократической среде обычно считалось, что национальный вопрос касается лишь российских «инородцев», страдающих от великорусского гнета. Поэтому задача революции трактовалась здесь как освобождение инородцев от этого гнета. Сталин понимал национальный вопрос намного глубже и диалектичнее. Теории наций и национальных отношений он посвятил свои книги «Марксизм и национальный вопрос», «Национальный вопрос и ленинизм», «Марксизм и вопросы языкознания», а также целый ряд статей, докладов и других устных выступлений.

Для Сталина нация есть «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». Эти признаки нации выступают факторами ее внутренней сплоченности, что и определяет роль нации в общественных процессах. Из сталинской теории следует, что нация – это самодостаточная форма общности людей: она сама обеспечивает все необходимые условия своего существования. Этим она принципиально отличается от класса, всегда занимающего лишь определенное место в системе общественного производства, осуществляемого, как правило, в рамках национальной общности. Каждый общественный класс, находясь в какой-либо экономической системе, нуждается в наличии других классов, ее образующих. Нация, в предельной абстракции, могла бы существовать одна. В реальности же каждая нация так или иначе включена в единую систему – мировое сообщество наций.

В одной из своих последних теоретических работ – в книге «Марксизм и вопросы языкознания» – Сталин глубоко проанализировал роль языка как фактора национальной консолидации, независимого от классовых отношений. А ведь именно язык составляет реальный культурный базис нации, – он существенно обусловливает ценностные ориентации, менталитет, верования и другие составляющие национальной культуры. Этот факт, конечно, не отменяет особенностей духовной культуры различных классов и социальных слоев, но между ними всегда есть нечто существенно общее. Единство нации обусловлено всеми четырьмя ее признаками и является тем более глубоким, чем интенсивнее выражен каждый из них.

В процессе становления наций формируется национализм как идеология и политика национальной консолидации. На этом этапе национализм выступает как идейно-политическая позиция национального достоинства, способствующая сплочению нации и защите ее самостоятельности. В таком качестве национализм сыграл в XX в. выдающуюся роль в развитии национально-освободительного движения. Однако в иных исторических условиях национализм может стать идейной и эмоционально-психологической позицией национального превосходства, крайним выражением которой, как мы знаем, явился немецкий фашизм. Заметим, что вспышки национализма в этой форме происходят и по сей день, но серьезные политики, умудренные историческим опытом, остерегаются педалировать национальные чувства, чтобы избежать рецидивов нацизма и противостояния на национальной почве.

Национализм исторически был более или менее острой проблемой для России, одна из важнейших особенностей которой – ее многонациональность. Несомненно, что народам нашей страны присуща фундаментальная общность культурных архетипов, таких как коллективизм, государственность, духовность, – что, собственно, и сделало возможным существование множества наций и народностей в едином государстве. Сталин, при всем том, понимал, насколько опасны для нашего государства проявления «местного» национализма, которые становятся «оборотной стороной», своего рода «эпифеноменом», развития национального самосознания. Четко различая грань между национализмом как фактором сплочения нации и национализмом, стремящимся к ее обособлению, он всемерно поощрял и развитие наций в социально-экономическом отношении, и расцвет национальных культур. При этом он внимательно отслеживал проявления национального «местничества» и жестко пресекал их.

Располагая глубокими теоретическими знаниями в этой области и политическим опытом, Сталин прекрасно понимал, что основные факторы национальной сплоченности заключены в социально-экономическом и идейно-психологическом сближении народов. Осмысливая этот факт в теоретическом плане, он как раз в социальном единстве и культурной общности советских народов увидел источник принципиально иного феномена общественного сознания, а именно – советского патриотизма.

Сталин хорошо знал, что патриотизм как в его специфически русской, так и общероссийской ипостаси всегда был главной духовной крепостью, стоявшей на пути западной экспансии, направленной на расчленение и порабощение России. Но он отчетливо видел, что возникновение социалистического общества создает новый социальный фундамент патриотизма: любовь к Родине соединяется с присущим ей достоинством справедливого общественного строя. Фактом становится патриотизм нового, высшего типа – как всеобщее чувство любви трудового народа к социалистическому Отечеству. При этом Отечество в своих существенных чертах отождествляется с народным государством. Не случайно же в годы войны самым духоподъемным стал боевой призыв, в котором имя Родины накрепко соединилось с именем Сталина как символом Советского государства.

Так патриотизм занял одно из важнейших мест среди идеологических оснований сталинизма и его политической стратегии. Патриотизм стал советским, государственным патриотизмом, – именно в этом качестве он оказался в фокусе всех проявлений массовой социальной активности. Поэтому и на воспитание патриотизма, побуждающего к трудовым свершениям и ратным подвигам во имя настоящего и будущего Советского государства, направляются неослабные усилия Сталина. Заметим в связи с этим, что в начале 90-х именно «националистическая карта» была разыграна врагами советского строя. Национализм – и «местный» и «великорусский» – как антипод советского патриотизма стал, едва только для этого созрели необходимые социальные и политические предпосылки, идейной основой сепаратизма, разрушившего великое государство, дотоле казавшееся нерушимым.

Наконец, подчеркнем еще один важный акцент в идеологии сталинизма. В далеком 1913 г. в работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин отмечает: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы». Позднее, в советские годы, он приходит к мысли, что русский народ – «самая советская нация», что русскому духу наиболее близок идеал коммунистического общественного жизнеустройства. Другие народы России тоже оказались «предрасположенными» к социализму – уже в силу своей приобщенности к русской культуре. Поэтому Сталину представляется особо ценным именно национально-русский характер советской власти, отчетливо выражающей своеобразие русской народной культуры. Он говорит о том, насколько значимы для советской государственности «истинно русские настроения» как феномены национального характера.

Потому и отводит он русскому народу особое место среди других советских народов: «Все народы Советского Союза равноправны, но и среди равноправных бывают первые. Русский народ является первым среди равноправных народов. 24 мая 1945 года, на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии он, умудренный опытом тяжелейшей войны, называет русский народ «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза» и подчеркивает, что «он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны».

Государственно-патриотическая идеология сталинизма, опирающаяся на русский народ как свою корневую основу, явилась мощнейшим духовным фактором обретения Советской Россией статуса великой мировой державы. Сталинской национальной политике обязано сплочение народов России вокруг русского народа и возникновение подлинного братства советских народов. Такая политика закономерно и естественно привела к появлению единого советского народа – принципиально новой, межнациональной общности людей.

Итак, теорема Сталина – это соединение марксистской социальной теории с духовными основами общественной жизни, выработанными в тысячелетней истории России и запечатленными в народной культуре. Размышляя в русле марксистской идеи социального прогресса, Сталин сумел наполнить ее «цивилизационным» содержанием: народная культура была осознана им как важнейший духовный фактор преобразования жизни страны. Поэтому сталинизм предстает как теоретическое развитие идей не только западного марксизма, но и русского социализма, как идеология утверждения социализма на почве русской культуры, как политика созидания великой народной державы.

Выработанный народной культурой принцип организации общественной жизни (особый тип коллективности) был воспринят Сталиным как культурная «матрица» советского социализма. «Настроенность» российского общества на социализм, полагал он, обусловлена как особым типом экономических отношений, так и формой социального жизнеустройства, системой культурных императивов, ценностей и идеалов.

Солидарность основной массы народа с идеологическими принципами сталинизма позволила сторонникам самобытного развития страны, сгруппировавшимся вокруг Сталина, оттеснить идеологов «мировой революции» от лидерства в партии и взять курс на построение советского социалистического государства под руководством русского народа. Отстаивая принцип лидерства СССР в мировом историческом процессе, Сталин возродил традиционную «русскую идею» на новой основе. Она была соединена с марксизмом как передовой социальной технологией, опираясь на которую страна создала мощную технико-экономическую базу, разрешила за счет этого спор с Западом и отстояла свою самобытность.

Сегодня произошел отрыв наших социальных и личностных ориентиров от культурных корней, нарушена историческая преемственность, в результате чего прогресс общества резко затормозился. Возрождение традиционных форм общественной жизни, выработанных народной культурой и явленных в своей высшей форме в сталинскую эпоху, – категорический императив нашего времени. Русский (советский) коммунизм – это для нас некая историческая судьба, освященная глубинной традицией форма социального жизнеустройства, а в конечном итоге – способ самосохранения. Отказаться от него, принять западные ценности, значит, погибнуть. Пока мы это не осознаем, мы будем жить в состоянии перманентного социального кризиса без всякой надежды на достойное будущее. В лучшем случае, нам уготована участь полуколониального существования и постепенного замещения российского этноса выходцами из других цивилизаций.

В. А. ТУЕВ, доктор философских наук, почетный профессор Байкальского государственного университета; г. Санкт-Петербург
теория, идеология, Сталин